Драматургия кино. В.К..Туркин.

Имя Валентина Константиновича Туркина (1887-1958) хорошо знакомо кинематографистам, особенно драматургам кино. Этот человек принадлежал эпохе становления отечественного киноискусства, и его имя стоит в ряду таких корифеев, как Лев Кулешов, Сергей Эйзенштейн, Всеволод Пудовкин, Анатолий Головня, Федор Богородский….

Сценарист и теоретик кино, автор сценариев, ставших классикой нашего кинематографа, — «Закройщик из Торжка» (1925), «Девушка с коробкой» (с В.Г. Шергаеневичем, 1927), «Коллежский регистратор» (1925), «Привидение, которое не возвращается» (1930) и др., — В.К. Туркин сыграл важнейшую роль в становлении теории и практики отечественной кинодраматургии. Будучи профессором института кинематографии, он преподавал мастерство кинодраматурга, читал лекции по теории драматургии с первых лет существования киношколы вплоть до 1958 года. Валентин Константинович Туркин был одним из основателей института кинематографии. Именно он создал кафедру кинодраматургии и долгое время возглавлял ее, а в 1921-23 годах руководил всем институтом (тогда ГТК).

Наследие В.К. Туркина оценивается кинематографистами как величайший вклад в создание школы отечественной теории и практики драматургии кино, его метод преподавания сценарного мастерства, подход к поэтике драматургии фильма, систематизация теоретического материала до сих пор остаются наиболее эффективными и полноценными.

Среди учеников В.К. Туркина известные драматурги, сценаристы, киноведы: А. Володин, Ю. Нагибин, Л. Карелин, В. Фрид, Ю. Дунский, Б. Метальни-ков, В. Ежов, В. Соловьев, С. Жгенти, Н. Рязанцева, Р. Юренев, В. Юнаковский, Н. Крючечников.

Книга Валентина Константиновича Туркина «Драматургия кино», вышедшая в 1938 году, явилась первым в истории отечественной киномысли крупным исследованием основных принципов сценарного творчества. В нее почти полностью вошла и более ранняя работа В.К. Туркина «Сюжет и композиция сценария», обработанная и отредактированная автором, выверенная им на лекционных курсах. Став для многих поколений кинематографистов настоящим учебником по теории кинодраматургии и практическим пособием по сценарному мастерству, за это время «Драматургия кино» ни разу не переиздавалась.

В предлагаемом читателю издании бережно сохранен текст 1938 года, со всеми особенностями языка и стиля В.К.Туркина, во многом обусловленными временем, идеологией, так как «Драматургия кино» сегодня представляет не только профессиональный интерес, но и историческую ценность. Книгу завершают воспоминания учеников Валентина Константиновича Туркина — они дают живое представление о его личности и педагогическом таланте.

ВВЕДЕНИЕ

Прежде всего необходимо условиться о понимании самого предмета настоящего исследования, поскольку очевидное на первый взгляд понятие «драматургия кино» теряет свои отчетливые границы в дискуссиях о том, может ли произведение, написанное автором-драматургом для экрана, считаться полноценным драматическим произведением в том же смысле, как театральная пьеса.

В театре отчетливо различаются изучение методов драматургического искусства (драматургия) и изучение искусства постановки драматического произведения на сцене («теория сценического искусства», «теория обработки сценического зрелища», «теория построения спектакля»). Эти две области художественной практики и теории находятся в живом взаимодействии, но они не смешиваются одна с другой, друг друга не заменяют и заменить не могут.

Прежде всего, должна быть пьеса: без пьесы нет спектакля. Театр ищет пьес сценичных, т. е. отвечающих требованиям интересного, живо воспринимаемого сценического зрелища. Не возникает вопроса о том, что пьеса для театра не нужна, что театру нечего делать с драматической литературой, что достаточно, если будет существовать только искусство «обработки сценического зрелища». Потому что драматургия театра — это не «литературное сырье» или «полуфабрикат» для сценического спектакля, а полноценное искусство. Драматическое произведение, осуществляя связь литературы и театра, синтезирует законы и методы создания сценического зрелища, опыт литературы в построении сюжета, в изображении характеров, в искусстве словесного выражения.

Ведущая роль драматургии в театре не только не умаляет значения последнего как специфического искусства показа зрелища, но, наоборот, обогащает искусство театра, наполняет его глубоким идейным

Бывавшие в истории протесты против литературы («литературщины») в театре, живописи и поиски форм «чистого» театра, «чистой» живописи обычно свидетельствовали о попытках заменить искусство формальным экспериментаторством, лишить художественное творчество идейного содержания.

В свете только что высказанных мыслей нас сразу должно заставить насторожиться положение Бэла Балаш в его книге «Видимый человек»: «Фильму нечего делить с литературой. Режиссера и актера фильма, например, можно сравнить с импровизаторами, которые получают от автора-сценариста только идею, только краткое общее содержание; текст же они создают для себя сами».

Совсем как в театре импровизации. Однако, выступая в свое время с этой по внешности радикальной, хотя по сути и не очень оригинальной точкой зрения, Бэла Балаш не до конца был последователен. Он говорил об авторе-сценаристе. Но ведь совершенно ясно, что для того, чтобы предложить идею или краткое общее содержание, не нужно никакого автора-сценариста. Последовательное проведение этой точки зрения приводило к отрицанию автора-сценариста (кинодраматурга) и его кинопроизведения (сценария, кинопьесы) и, наконец, теории кинопьесы (кинодраматургии).

Мы не останавливались бы специально на старых высказываниях Бэла Балаш по интересующим нас вопросам, — высказываниях, от которых он впоследствии отошел, — если бы они были фактом только его личной биографии, его личных увлечений и заблуждений. Но в своей книге Балаш выражал тенденции, в свое время злободневные в теории и практике кинопроизводства, до конца не изжитые и по настоящий день. Его взгляды смыкались со взглядами таких советских мастеров, как С.М. Эйзенштейн, В.И. Пудовкин и др.

«Сценарий, — писал в свое время С.М. Эйзенштейн, — по существу его не оформление материала, а стадия состояния материала».

«Сценарий не драма. Драма — самостоятельная ценность и вне ее действенно-театрального оформления.

Сценарий же — это только стенограмма эмоционального порыва, стремящегося воплотиться в нагромождении зрительных образов…

Сценарий — это шифр. Шифр, передаваемый одним темпераментом другому.

Автор своими средствами запечатлевает в сценарии ритм своей концепции.

Приходит режиссер и переводит ритм этой концепции на свой язык.

На киноязык.

Находит кинематографический эквивалент литературному высказыванию.

В этом — корень дела.

А вовсе не в переложении в цепь картин анекдотической цепи событий сценария.

Никаких оков оптического изложения фактов мы не признаем…» («О форме сценария», Бюллетень Берлинского торгпредства № 1-2, 1929. Курсив мой. — В. Т.)

Вот в этом непризнании «никаких оков оптического изложения» (т.е. изложения сценария с установкой на конкретный «язык экрана») С.М. Эйзенштейн и смыкался вплотную со старой точкой зрения Бэла Балаш. И хотя С.М. Эйзенштейн несколько иначе, чем Балаш, расценивал то, что дает режиссеру автор, но это различие было скорее в способах выражения, чем по существу. Заявляя о своем уважении к литературе, Эйзенштейн в то же время делал ей строгое предупреждение: руки прочь от кинематографической специфики, от конкретной кинематографической формы; настоящее кинооформление материала — дело режиссера; не покушайтесь на писание кинопьес, пишите «киноновеллы» или «стенограммы эмоционального порыва» и помните, что режиссер их будет рассматривать не как оформление материала, а как стадию состояния материала, или, другими словами, как полуфабрикат.

Разрушающая кинодраматургию старая точка зрения Балаш и дожившая почти до наших дней точка зрения Эйзенштейна до известной степени оправдывались и подкреплялись в свое время практикой значительной части кинодраматургов.

Среди некоторой части сценаристов существовало представление о сценарии как о проекте или плане будущей картины (так, например, определил сценарий В.Б. Шкловский в своей книге «Как писать сценарий»).

Это определение, на первый взгляд невинное, на самом деле сразу и безоговорочно утверждало за сценарием то качество полуфабриката — «стадии состояния материала» для режиссера, — о котором говорил Эйзенштейн.

Отвечая на ошибочные требования создания полуфабриката, а не полноценного произведения кинодраматургии, некоторые сценаристы ограничивали свою задачу поверхностным схематическим изложением сюжетов, иногда разукрашенным отдельными интересными кадрами или монтажными приемами, но лишенным глубокого идейного содержания, полноценных характеров, яркого и напряженного развития действия.

Таким образом, на противоположных полюсах сценарной практики возникли две неполноценные формы сценария:

1. Сценарий «технологический» (проект, план кинокартины), не использующий опыта литературы в полноценном изображении событий, характеров и всех средств, предоставляемых ему искусством словесного выражения, для доведения схемы-плана до полноты и завершенности художественного произведения.

2. Сценарий «эмоциональный», неполноценный с точки зрения кинематографических требований; сценарий, в котором средства словесного выражения используются без ответственной и ясной ориентировки на кинопроизведение, на последующую реализацию его на экране.

Обе эти формы сценариев были далеки от требований, предъявляемых к полноценной кинодраматургии.

Но может ли вообще существовать авторский сценарий, «авторская» кинопьеса в том же качестве, что и театральная пьеса? Конечно, да. Это вопрос разделения труда писателя-кинодраматурга и режиссера и специализации кинодраматурга, литературные произведения которого ориентируются на экранную реализацию, так же как театральная пьеса ориентирована на реализацию сценическую.

Но разве обязательно разделение труда между сценаристом и режиссером? Разве не может режиссер быть единственным автором кинопроизведения? Конечно, может. Мольер был автором пьес и их исполнителем. Но и в этом случае необходимо разделение сценария (пьесы) и постановки фильма. Сначала должен быть написан иол-\ ноценный авторский сценарий, а затем уже по этому сце-нарию должна осуществляться постановка. Это вопрос не только хозяйственной и производственной целесообразности, но и правильной организации творческого процесса.

Драматическое раскрытие материала, сюжетная его разработка должны предшествовать постановке кинокартины, предопределяя место образов в единой смысловой системе картины. Такая идейная и сюжетная организация материала есть задача кинопьесы и требует таланта и опыта. Нет поэтому ничего удивительного в том, что и в театре, и в кино это дело потребовало специализации и привело к разделению функций автора и режиссера.

Таким образом, кинодраматургия как предмет нашего исследования — это искусство «замышлять» кинофильм и свой замысел осуществлять в художественно полноценном литературном произведении, по своему объему, по своей структуре, по способам раскрытия характеров, по средствам выразительности ориентированном на последующую реализацию его в пластических («оптических», зрительных) образах, в зрительном действии — в фильме.

Кинодраматургия («теория киносценария») в этом по-нимании, входя в систему литературной поэтики (наряду с драматургией театральной), в то же время входит в соприкосновение и взаимосвязь с «теорией построения» кинофильма (теорией режиссуры).

Если киносценарий — не «стадия состояния материала», а полноценный идеологический продукт, художественное литературное произведение, (а это так) то тем самым отношение к нему как к сырью, «полуфабрикату» должно быть категорически осуждено.

В обоснование взгляда на киносценарий как на «сырье» или «полуфабрикат» обычно приводят то соображение, °сценарий не «потребляется» отдельно от картины (как, например, театральная пьеса). Говорят, что сценарий целиком и без остатка исчезает в кинокартине (как «сырье», «полуфабрикат» в готовой фабричной или заводской продукции), он не «виден» и не «слышен», как, например, слышен авторский текст в театральной пьесе.

Этот аргумент не выдерживает никакой критики. Картина может быть лучше и хуже сценария, но рядом с ней существует сценарий, с которым ее можно сравнить. Отвлеченно говоря, по этому сценарию еще и еще раз можно снимать картину. Наконец, его можно напечатать, довести до сведения зрителя, дать зрителю возможность сравнивать картину со сценарием, прочитать сценарий, не смотря картины, так же как можно читать театральную пьесу. Сценарий всегда может и должен быть «контрольным художественным документом», с которым следует «сверять» кинокартину.

Но, конечно, для этого сценарий должен быть не схематическим наброском киносюжета, а завершенной художественной конструкцией.

Именно такое художественное произведение, предназначенное для постановки на экране, и имеется нами в виду.

КИНОСЦЕНАРИЙ КАК ОСОБАЯ ФОРМА ДРАМАТУРГИИ

Киносценарий возник с момента появления игрового кинематографа как приспособление для постановки на экране театральных пьес, рассказов, романов и различных сюжетов в виде более или менее подробного плана-описания будущей кинокартины в последовательности происходящих в ней событий, с разделением на части и отдельные сцены применительно к технике постановки и демонстрации кинокартин.

Самый термин сценарий, сразу и повсюду принятый для обозначения пьесы для экрана, отразил первоначальное представление об отличии ее формы от обычной формы разговорных («литературных», «правильных») пьес для драматического театра.

Сценарий в театре

В театре термин сценарий применяется для обозначения различных — по функции и способу записи — творческих и рабочих документов, объединяемых тем общим признаком, что все они, в виде более или менее подробной или краткой схемы (плана, «оглавления»), излагают порядок и содержание сцен пьесы-спектакля без диалога.

Итальянское слово «scenario» («сценарио» в итальянском проиизношении с ударением на а или во французском — с ударением на последнем о проникло очень давно во все европейские языки в качесттве технического театрального термина. Происходит оно от слова («сцена») и обозначает расписание или порядок сценического действия. У нас это слово получило русское окончание: сценарий.

Так, сценарием в театре называются:

1. Режиссерский рабочий план-проект для постановки спектакля.

В театре балета сценарием называется составляемое обычно режиссером расписание танцевальных и мимических номеров, по которому осуществляется постановка балета.

Такой сценарий, ограничивающий свои задачи порядковой разметкой сценического действия (с кратким указанием содержания отдельных сцен и способа их исполнения), предполагает, что содержание балета (его фабула) предварительно установлено и изложено. Это содержание балета излагается в так называемом либретто*.

В театре драмы, где обычно постановка осуществляется прямо по пьесе, постановочного сценария, особого от пьесы, как общее правило, не составляется — в нем нет надобности. Его заменяет разметка пьесы, т.е. дополнительные режиссерские ремарки и комментарии в развитие и дополнение авторских ремарок.

Однако и в театре драмы режиссер может составлять для постановки пьесы особый постановочный сценарий.

Эти рабочие планы-проекты для постановки спектакля можно назвать постановочными, рабочими или режиссерскими сценариями.

2. В работе драматурга (над разговорной пьесой) сценарием называется схематический план пьесы — изложение ее фабулы, в котором более или менее точно и конкретно намечены последовательность и содержание отдельных сцен будущей пьесы и темы разговоров действующих лиц. Руководствуясь таким планом, драматург затем разрабатывает полный текст пьесы.

*Либретто — слово итальянское, уменьшительное от libro — книга; libretto первоначально означало — книжечка, т.е. небольшое по размерам изложение содержания балета, оперы или пьесы. Следует различать: 1) либретто для зрителя (изложение содержания идущего в театре спектакля, которое обычно печатается в театральной программе) и 2) авторское либретто для постановки (особого вида пьеса для балета или оперы). Здесь и в дальнейшем речь идет именно об авторском либретто.

3. При работе над пьесой между авторами возможно разделение труда: один — в форме сценария разрабатывает фабулу пьесы, подробный план ее сценической композиции, другой — разрабатывает диалоги действующих лиц. Такая практика иногда имеет у нас применение в драматургии «малых форм»: одни авторы (сценаристы) пишут сценарии будущих постановок, другие (которые называются «текстовиками») пишут разговорный текст к этим сценариям, тем самым превращая их в пьесы законченной формы.

4. В театре сценической импровизации (т.е. в театре, где разговор на сцене импровизируется, разрабатывается самими актерами) пьесы пишутся в форме сценария. Так писались пьесы в театре итальянских комедиантов XVI-XVTII веков (так называемом театре «la commedia dell’arte»).

Вот, например, отрывок сценария одной из итальянских комедий, представлявшихся в 30-х годах XVIII века в России при дворе императрицы Анны Иоанновны. Называется комедия «Метаморфозы, или Преображения арле-киновы».

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Театр показывает город и ночь

Сильвий входит, защищая себя от многих воров, которые с голыми (т.е. обнаженными) шпагами гонятся за ним. Оной (т.е. оный, он, — Сильвий) кидается от них в один дом, у которого были ворота отворены, и укрывается от них (т.е. от воров) через то (т.е. таким образом).

Воры, увидевши, что им то не удалось, выходят.

Театр показывает камору (т.е. комнату) Смеральдина спрашивает у Дианы, что для чего бы она не шла покамест (т.е. до сих пор) ложиться спать. Диана ей ответствует, что она хочет немного еще на воздухе побыть. Смеральдина начала ей говорить, что, может быть, любовник какой-нибудь причиной тому был. Та уверяет, что не для того. Смеральдина, хотя (т.е. желая) поставить свечу на стол, (нечаянно) угасила (свечу). Диана за то стала ее бранить и приказала ей оную засветить. Смеральдина выходит.

Сильвий с голою шпагою, смотря, где бы вытти было можно, насунулся (т.е. натолкнулся) на Диану; Диана, думая, что то Смеральдина, спрашивает, что где свеча? Сильвий, не зная, что говорить, ответствует, что она спозналась. Слыша голос мужеской в каморе (т.е. комнате) своей, Диана испужалась и спрашивает у него, кто бы он был. Между тем Смеральдина возвращается со свечою, которая (т.е. Смеральдина), увидевши мужика (т.е. мужчину) с госпожою своею, говорит ей: аг, аг, аг, сударыня, вот то-то называется немного еще на воздухе побыть! Сильвий просит прощенья у Дианы в том, что он к ней зашел, и рассказывает ей причину тому. Диана сожалеет о нем. Сильвий влюбливает-ся в нее, а Диана также в него. И когда они хотели друг другу яснее себя объявить, тогда стала говорить Смеральдина Сильвию, чтоб он изволил выйти, потому что в это время привык Панталон пробуждаться и вставать, и т.д.»

Такого рода немой (т.е. без разработанного диалога) сценарий для сценической разговорной постановки является, по отношению к сценическому спектаклю, пьесой незаконченной формы. Описывая только внешнее действие, сценарий не содержит диалога, который дорабатывается в процессе постановки спектакля самими исполнителями.

Если разговорную сценическую пьесу можно определить как изображение действия посредством диалога и ремарок (описательные элементы пьесы, рисующие обстановку, действия, внешность и внешнее поведение дей-oствующих лиц), то сценарий commedia dell’arte является пьесой, состоящей из одних только ремарок без диалога (или только с зачатками диалога), пьесой в форме развернутой ремарки без разработанного диалога. По сравнению с разговорной пьесой получается обратное соотношение драматургических средств: в разговорной пьесе исчерпывающе разрабатывается диалог и обычно очень скупо даются ремарки (вплоть до отказа от них); в сценарии commedia dell’arte подробно разрабатывается как раз ремарка и совсем не разработан (только намечен в косвенной речи) диалог.

5. Очевидно, что такой «немой» сценарий по отношению к спектаклю только тогда окажется пьесой достаточно законченной формы, если спектакль тоже «немой». Такова пантомима, т.е. сценический спектакль, в котором совершенно отсутствует слово на сцене и все действие передается мимически (внешними движениями, жестикуляцией и мимикой актеров).

Балет является видом пантомимы (танцевальная пантомима). Автор, недостаточно осведомленный в технологии балетного искусства, обычно ограничивает свою задачу написанием либретто. Но автор, хорошо знающий технику балетных постановок, может написать свою пьесу для балета в форме сценария.

Все пьесы ремарочной формы (достаточной для «немого» театра и не достаточной для разговорного театра) можно назвать авторскими сценариями.

Таким образом, в практике театра и театральной драматургии одним и тем же термином сценарий обозначается и первичное произведение автора-драматурга для сцены и последующая разработка авторского произведения для постановки режиссером. Однако, между тем, что нами названо авторским сценарием, и тем, что нами определено как режиссерский сценарий, существует весьма отчетливое и принципиальное различие.

Режиссерский сценарий представляет собой разработку и разметку имеющегося уже налицо текста пьесы (или в балете — либретто) применительно к средствам сценического выражения, к технике постановки и ведения спектакля. Авторский сценарий впервые излагает содержание пьесы (спектакля), давая достаточно полное и сюжетно осмысленное описание происходящих в ней событий.

В этом отношении либретто (например, балетное) и авторский сценарии (например, commedia dell’arte) выполняют одинаковую функцию. Различаются же они между собой тем, что либретто менее технично в смысле соответствия сценической технике и тяготеет к литературной форме рассказа, авторский же сценарий отходит от формы литературного произведения для чтения и стремится к форме точного плана сценической постановки, совмещая задачи либретто (связного изложения фабулы) и постановочного плана (режиссерского сценария).

Из трех форм работы драматурга для театра (либретто, сценарий, пьеса) только пьеса с литературно обработанным диалогом, воспроизводимым на сцене исполнителями спектакля в авторском тексте, привлекала внимание писателя и поэта.

С давних времен возникла драматическая поэзия как особый поэтический род наряду с эпосом и лирикой.

В ином положении оказались либретто (балетные) и сценарии (commedia dell’arte, «малых форм» и др.). Они не вошли в литературу ни в качестве драматических произведений, поскольку в них отсутствовал литературно разработанный диалог, ни в качестве хотя бы новелл или сказок для театра, поскольку они не удовлетворяли требованиям, которые предъявляются к литературным произведениям, предназначенным для чтения. Они были всегда только внутренними документами театра, рабочими схемами-эскизами сценических спектаклей, обретавшими полноту содержания и художественной выразительности только в работе над спектаклем, в творчестве исполнителей спектакля (постановщика-режиссера и актеров).

Это бытование либретто и сценариев в замкнутом и узком кругу «театрального производства» приводило к тому, что из мастеров изящной литературы и драматургии находилось мало желающих работать для театра в качестве либреттиста или сценариста.

В то же время в театрах пантомимы и балета или импровизации (commedia dell’arte) предпочитали обходиться без поэта, писателя, профессионала-драматурга. Такие театры создавали своих авторов в большинстве случаев из своей профессиональной среды (директора трупп, режиссеры, актеры). Эти обычно безвестные авторы либретто и сценариев не претендовали ни на оригинальность своих сюжетов, ни на литературность изложения. Они писали для театра, а не для печати и чтения. Сюжеты широко заимствовались ими из литературы или театральных пьес.

Таким образом, условия производственного бытования театральных либретто и сценариев как творческих документов специального назначения, как схем-планов для немого театра (пантомимы, балеты) или для театра импровизации, определяли их литературную судьбу, отличную от судьбы разговорных пьес, бытующих в литературном ряду в качестве произведений драматической поэзии. Театральный сценарий как форма драматургии связан с исчезнувшими формами театра (commedia dell’arte) и сейчас сохранился на очень узком и специфическом участке сценического искусства — в театре балета. Театром почти безраздельно овладела драматическая поэзия; и драматический (разговорный) театр, ставящий литературные пьесы, занимает господствующее положение среди других театральных жанров.

Однако если в наше время сценарий как особый вид драматургии имеет весьма ограниченную сферу применения в театре, то он обрел новую жизнь и новые возможности развития в кинематографе.